Статья К.Матвееза
Едва ли не каждому из нас слово «Пальмира» известно с самого детства, но, как бы это сказать, в косвенных, что ли, значениях. Некогда Пальмирой с добавлением эпитета «Северная» величали Петербург. Уже в советское время были папиросы «Северная Пальмира», памятные курильщикам старшего поколения, экспресс был такой, возивший отпускников из Ленинграда на Черноморское побережье Кавказа и обратно. На географической карте мы отыщем близ Чикаго, рядом с великой Миссисипи, городок Пальмиру, а в архипелаге южнее Гавайев – одноимённый остров, принадлежащий США. Только всё это, конечно, не то. Откуда изначально пошло звонкое, красивое, не раз заимствованное позже название?
… В солнечной Сирии, километрах в двухстах от Хомса, по сей день стоит город Тадмор, впервые упоминания о котором относятся к II тысячелетию до н.э. Имя, данное ему древними семитскими племенами и закреплённое позже арабами, происходит от арамейского корня «даммар», означающего «быть чудесным, прекрасным». О Тадморе говорится в ассиро-вавилонских анналах XIX века до н.э. и периода царствования Тиглатпаласара I (1115 – 1100 годы до н.э.). Пять веков спустя город подвергся нашествию войск вавилонского царя Навуходоносора II (605 – 562 годы до н.э.).
Греческое название Тадмора – Пальмира, возникшее от слова «пальмюс» - «властелин, повелитель», подчёркивало, на наш взгляд, ключевое стратегическое положение города на международных торгово-караванных путях эллинистической эпохи. Источник, где Тадмор впервые именуется Пальмирой,- это работа римского историка Аппиана, александрийского грека по происхождению, «Гражданские войны». Наряду с другими событиями Аппиан упоминает поход полководца Марка Антония в Сирию в 41 году до н.э. «После отъезда Клеопатры на родину,- пишет древний автор,- Антоний послал всадников разгромить Пальмиру, город, находившийся на небольшом расстоянии от Ефрата; причины недовольства против него были незначительны: находясь на границе владений римлян и парфян, пальмирцы ловко вели свои дела и с теми, и с другими,- купцы Пальмиры вывозят от персов индийские и аравийские отвары и распространяют их в римских владениях,- на самом же деле Антоний рассчитывал, что таким путём всадники могут поживиться. Когда жители Пальмиры, заранее узнав об этом, перенесли всё, что было им необходимо на другую сторону реки и, расположившись на высоком берегу её, на случай нападения вооружились стрелами – в этом роде оружия они были очень сильны,- всадники, найдя город пустым, повернули обратно, не вступив в бой, и ничего не захватили. По-видимому, это обстоятельство вызвало немного спустя войну Антония с парфянами, когда к ним сбежалось много правителей из Сирии».
читать дальшеГород представлял собой «буфер» в борьбе Рима с парфянским Ираном, препятствовавшим его дальнейшей экспансии на Восток, и одновременно «окно» для обоюдовыгодных коммерческих связей, центр транзитной торговли Средиземноморья с Индией и Китаем. По свидетельству Плиния Старшего, в спорах между двумя могущественными государствами Пальмира была «предметом главной заботы обоих». Когда враждовавшие соседи воевали, она сохраняла нейтралитет – впрочем, довольно условный, ибо Рим широко использовал непревзойдённых пальмирских лучников, вознаграждая их за службу обширными земельными наделами и рабами. Не случайно Аппиан расценивает как «ошибку» тягчайшую контрибуцию, наложенную Антонием на Пальмиру и другие сирийские города. Но, поясняет тут же историк, после смерти Цезаря и неудачи, постигшей в этих краях Краса, парфяне вторглись в Сирию и «содействовали» местным правителям городов, что, разумеется, отнюдь не устраивало Рим, который в дальнейшем «переподчинил» Пальмиру вместе со всей Сирией своему собственному контролю и начал взимать с неё дань.
Тем не менее посредническая торговля и ремёсла постепенно превратили Пальмиру в один из самых процветающих городов Ближнего Востока. Её правители и богатейшие семьи возводили святилища, дворцы, театры, бани, другие общественные заведения. Всё было так же, как в Риме: и гладиаторы, и бои с дикими зверями. Щеголихи из высших слоёв общества одевались по последней римской моде, если не опережали её. Детям давали римские имена, часто в сочетании с пальмирскими. Но поклонялись горожане не Юпитеру, Юноне и Минерве, а собственным богам – Ваалу (Белу), богу неба, и Шамашу, богу Солнца, вера в которых пришла из Ассирии и Вавилонии. Среди всех строений выделялся огромный по тем временам храм Бела с центральным залом площадью 200 квадратных метров.
Вот тогда-то и разнеслась по Древнему Востоку слава о красоте и совершенстве Пальмиры. Сознавая свою силу, дарованную ему богатством, город, хотя и подчинился власти Рима, видел в нём лишь номинального сюзерена, скорее даже союзника.
Занятые сугубо мирными, притом весьма доходными, делами, пальмирцы не помышляли о завоеваниях или вооружённом соперничестве с великими державами. Что же касается лучников, то это была небольшая группа профессионалов, зарабатывавших на жизнь караульной службой и участием в чужих походах. Но при необходимости горожане умели доказать, что могут успешно сражаться с неприятелем и громить его.
В 260 году Сасанидский царь Ирана Шапур I, взяв в плен римского императора Валериана с его 70-тысячной армией, решил, что способен покорить мир, и для начала стал быстро «заглатывать» Сирию. Римляне проигрывали битву за битвой, пока не попросили о помощи Одената – правителя Пальмиры, выходца из знатной и богатой семьи. Тот собрал войско, обратил персов в бегство, преследовал противника до самой его столицы – Ктесифона и с немалой добычей вернулся домой. Некоторое время спустя персы вновь двинулись на римлян – и опять именно пальмирцы обеспечили победу римским легионам.
Преемник Валериана – Галлиен осыпал Одената милостями: объявил его вице-императором Востока, командующим римскими легионами в Азии, полноправным властителем Сирии, Аравии и даже Армении, то есть вторым человеком в Римской империи. Без пальмирских лучников и всадников она рисковала потерять свои азиатские владения. Так что «благодарность» римлян была вынужденной, небескорыстной и очень тяготила их. А ну как «второй человек» захочет стать первым или отложиться от метрополии?
Искушённый политик, Оденат понимал, что любая его попытка возвеличиться вызовет в Риме озлобление и страх, а потому, при всех своих титулах и заслугах, держался более чем скромно. Но независимо от его воли Пальмира и он сам приобретали всё болшее влияние. «Разжаловать» лояльного правителя было решительно не за что, и Рим прибег к столь же простому, скольи эффективному средству – физическому устранению человека, спасшего империю. Не первый и, увы, далеко не последний в истории пример подобного рода! Получив соответсвующее указание, римские власти Сирии в 267 году (по другим данным в 266-м) пригласили Одената для обсуждения текущих дел в Эмессу (Хомс), и там во время встречи он вместе со старшим сыном Геродосом пал от руки своего племянника Меона, подосланного римлянами убийцы. Приличия, если можно так выразиться, были соблюдены: досадный семейный инцидент, не более того. Из Рима поступили «искренние соболезнования» по поводу трагической кончины лучшего полководца Востока.
Убив мнимого соперника, император Галлиен ликовал: младший сын Одената совсем ещё мальчик, Пальмира неизбежно скатится до уровня заштатной колонии. Но он либо не знал, либо не учёл, что вдова правителя, красавица Зенобия – умнейшая, образованнейшая женщина, ученица знаменитого философа-сирийца Кассия Лонгина из Эмессы, вполне готовая к государственной деятельности. Учитель посоветовал ей возвести на престол младшего сына – Вахбаллата, стать при нём регентшей – и осторожность, осторожность, ещё раз осторожность, пока не наступит час изгнать римские легионы с ближнего Востока и навеки утвердить в царстве, которая она создаст, власть своей династии. Да, это было бы сверхмщение римлянам, погубившим – Зенобия не обманывалась видимостью – её любимого мужа.
До поры она тщательно скрывала свои намерения в надежде, что её сыну позволят унаследовать все прерогативы отца. Однако Рим, вообще боявшийся усиления окраинных правителей, сохранил за ним лишь титул вассального царька Пальмиры. Ненависть и гнев, копившиеся в душе Зенобии, выплеснулись наружу. Ждать нечего, она объявит войну великому Риму! Разве не поддержат её недовольные римским владычеством соседние народы? Разве нельзя будет опереться на Иран?
Римляне не приняли опасность всерьёз: войска откажутся идти в бой под командованием женщины. И просчитались. Оба пальмирских военачальника, Забей и Забда, присягнули на верность прекрасной царице. Перешедшая на её сторону армия, мстя за вероломно убитого царя, овладела Сирией, Палестиной, Египтом, на севере достигла проливов Босфор и Дарданеллы. Зенобия и Вахбаллат, провозглашённый египетским царём, стали чеканить монету со своими профилями и третьим – римского императора, а потом и без него.
Между тем война затягивалась, и конца ей не было видно. Экономические и людские ресурсы Пальмиры таяли. Колеблющиеся союзники покидали Зенобию, пока пальмирцы не остались один на один с Римом. Новый император – Аврелиан постарался избежать действий на нескольких фронтах сразу. Он разбил готов и вестготов, сконцентрировал силы и бросил их против мятежной Зенобии. В 271 году её войска потерпели поражение под Антиохией, в 272-м – под Эмессой. Зенобия с остатками армии укрылась за мощными стенами Пальмиры. Осада и переговоры о сдаче длились много недель. Царица проводила целые дни среди защитников крепости, руководила обороной, потом вдруг исчезла. Обеспокоенный Аврелиан разослал во все стороны конные разъезды.
Зенобия решилась на крайнюю меру. Она, её сын и дочери отправились с эскортом к иранской границе, чтобы встретится с Шапуром I и, объединив усилия, выступить против Рима. Замысел, казалось, мог увенчаться успехом: царица добралась до Ефрата, даже села в лодку… И вот тут-то появились римские всадники. Пали, отражая их атаку, телохранители. Зенобию схватили. Вахбаллату на другой лодке удалось переправиться через реку, он скрылся от погони и бежал в Армению, царь которой, как гласит предание, со временем женил его и подарил ему маленькое княжество.
Зенобия же с дочерьми была доставлена в лагерь Аврелиана. Он не казнил её, а приказал заковать в золотые цепи и, нагрузив 200 повозок богатствами пальмирцев, отправился в свою столицу. Пленницу провели по Риму в хвосте триумфального шествия под издевательские крики и улюлюканье толпы. И всё же, унизив Зенобию, император не дал ей умереть простой рабыней. Он поселил её на вилле неподалёку от Рима, дочерей выдал замуж за отпрысков аристократических семейств. Испытывал Аврелиан угрызения совести при мысли о том, как его предшественник обошёлся с Оденатом, или имел иные соображения, например, сердечного свойства? Кто знает…
Но всё это случилось позже. На берегу Босфора, проделав лишь меньшую часть обратного пути, Аврелиан узнал, что пальмирцы, оскорблённые пленением Зенобии и бесчинствами римлян, вырезали их гарнизон и захватили власть в городе. Оставив часть войск стеречь Зенобию и дожидаться его, он устремился к непокорной Пальмире. На этот раз пощады не было ни городу, ни его жителям. Император велел первым делом снести до основания крепостные стены, разрушил многие святилища, их богатейшую утварь и украшения вывез в Рим – они отошли впоследствии к воздвигнутому там в честь победы храму Юпитера. Те из горожан, кто не успели разбежаться по оазису и окрестным селениям, были перебиты либо обращены в рабство.
Пальмира, чуть ожившая при императоре Диоклетиане (284 – 305 годы) как военный лагерь в «диоклетиановой страте» - тысячекилометровой цепи пограничных укреплений, призванных защищать Сирию от вторжения персов,- навсегда утратила прежнее величие, но не стала бесплотным мифом. Её палачи, не знавшие взрывчатки, отступили от больших храмов, театра, рынка, триумфальных арок и колоннад. Сухой воздух «законсервировал» их, и сегодня путешественника, шагающего по камням мёртвых мостовых, чарует волшебное видение посреди пустыни.
Познакомимся и мы с некоторыми достопримечательностями древнего города.
Знаменитый храм Бела. Он состоял из высокой эспланады, обнесённой стеной с коринфскими пилястрами, фронтонами, портиками, прямоугольными окнами, и собственно храма, или целы, с жертвенным алтарём и священным бассейном. Вид западной части здания, где был расположен вход – три двери под портиком, к которому вела впечатляющих размеров лестница – сильно изменился в XII веке, когда арабы возвели здесь бастион, используя камни храма и соседних домов.
Следующий архитектурный памятник – монументальная арка перед огромной, полуовальной в плане, колоннадой, по сторонам которой находятся две меньшие арки с нишами на самом верху. Этот комплекс относится к 200 году н.э.
Агора, просторная площадь для общественных собраний, окружена портиками, колонны которых имеют консоли со статуями. Фигуры государственных деятелей обращены лицом на север, военачальники смотрят на запад, руководители караванов – на юг, сенаторы – на восток. С ансамблем городского центра гармонирует театр, сооружённый в первой половине II века н.э.
Для строительства применялись и гранит, и мрамор, но в основном – мягкий известняк, который добывали в каменоломнях, в 12 километрах к северу от Пальмиры. Дело это было не очень сложное: в естественную или искусственную трещину забивали деревянные клинья, на них лили воду, в изобилии поступавшую по многочисленным каналам и акведукам, кое-где ещё уцелевшим, но ныне бездействующим. Клинья разбухали, отдирая от скал каменные глыбы. Их доставляли на повозках в нужное место, а там раскалывали кирками или резали пилами.
Близ города находятся интереснейшие гробницы – усыпальница Трёх братьев (140 год н.э.) в виде обширного подземелья, могила Атенатама с эпитафией, высеченной в 98 году. Здесь же 131 год спустя похоронили знатного пальмирца Макая, изображённого на тыльной стороне саркофага между двумя мальчиками-слугами: один держит его лук, другой – поводья коня. Есть и Долина могил, где усопших помещали в башни. Самая «солидная» из них – башня Ямвлиха (83 год н.э.) – стоит на северном склоне холма Умм Балкис. В ней пять этажей, разделённых каменными плитами. Выступающую плиту на фасаде поддерживали изваяния орлов и львиных голов. Под треугольным фронтоном – барельеф: покойный (его фигура почти полностью уничтожена) на ложе. У холма, что напротив, хорошо сожранилась четырёхэтажная башенная могила Алахбела (103 год н.э.). На уровне третьего этажа, между двумя пилястрами с полукруглой аркой, можно видеть барельеф в форме саркофага. Прочие погребальные башни, иногда напоминающие жилые дома, менее примечательны, многие разрушены.
Живут ли сейчас люди в Пальмире? В древней – нет. Но ещё в 1928 году по решению сирийского правительства рядом с нею был основан новый Тадмор. Первыми туда переселились семьи бедняков, ютившиеся… в развалинах храма Бела. Городок мало-помалу благоустраивался, в глинобитные дома на узких улицах провели воду, электричество. Жители Тадмора занимаются сельским хозяйством – вокруг, как и в античные времена, раскинулись пальмовые и оливковые сады, плантации хлопка,- служат в государственной нефтяной компании. Для кочевников это важный центр, где можно обменять кустарные изделия и продукты животноводства на всякую промышленную всячину. Домотканые бедуинские ковры, сумки, шитые золотом национальные платки, в свою очередь, пользуются спросом у туристов. День похож на день, месяц на месяц, а вот о годах этого, пожалуй, уже не скажешь. Одна, другая улочка покрылась асфальтом, поднимаются современные дома, школы. Растёт молодое поколение пальмирцев, которые, дорожа воспоминаниями, уверены, однако, что «золотой век» - не позади, а впереди.
